Для Тамары Емельяновой, выжившей вместе с матерью в блокаду, г. Барабинск стал второй родиной
Анна Дмитриевна, было, задремала. Ей снилось, как после работы она с другими женщинами скидывает фугаски и зажигалки с крыши дома. Резкий свист, шипение за спиной заставили ее обернуться. Яркая вспышка полоснула по глазам. Взрывная волна прошила насквозь. От острой боли Анна вздрогнула и… проснулась. Интуитивно положила руку на грудь: после тяжелого ранения ее удалили в госпитале. Шрам все еще болел. Мирно сопевшая носиком во сне трехлетняя Томочка неожиданно заворочалась, открыла глазки. Услышав спросонок стук ставней об окно старого домишка, стала с детской нежностью гладить маму по волосам: «Не бойся, мамочка, это наши зенитки бьют»…
На дворе был тысяча девятьсот сорок третий. Семью Лысенко эвакуировали из Ленинграда. Семью… От которой осталось только двое… Иван Леонтьевич очень любил Томочку. Старшие Галя и Ваня наивно ревновали отца к сестренке, не понимая в силу возраста, что она еще совсем кроха и потому больше нуждается в родительском внимании. Главу семейства вместе с другими рабочими мобилизовали в первые дни войны прямо с завода. Он даже не успел проститься с родными. Домой Иван Леонтьевич больше не вернулся. Уйдя в вечность, навсегда остался с оружием в руках охранять родной город. Галечку и Ванятку отправили на большую землю по Дороге жизни. Смогли ли они вырваться из цепких лап караулившей повсюду смерти, успели проскочить под постоянным обстрелом немцев по тоненькой ниточке скованного льдом Ладожского озера? Или объятые ужасом, прижавшись друг к другу, ушли с грузовиком в черную полынью? А может фашистский снаряд разорвал в клочья их маленькие тела? Об этом никто никогда не узнает. Никто и никогда… Каждую ночь мерещилось Анне Дмитриевне, как дети протягивают к ней ручки и кричат, кричат в неимоверной муке: «Мамочка, помоги! Мамочка, спаси!..» Она бежала им навстречу, но ватные ноги подкашивались. Анна падала и просыпалась в мокром поту с опухшими от слез глазами. Хуже всего была неизвестность. До последнего своего часа женщина надеялась, что Галя и Ваня найдутся.
— Конечно же, мама после войны писала в разные инстанции, архивы, но так никаких сведений не нашла. Когда я стала взрослой, тоже пыталась разыскать сестренку и брата – безрезультатно. Теперь вот сын этим занимается. Я думаю, будь они в живых, все равно где-нибудь какая-нибудь информация бы всплыла. Гале на тот момент было девять лет, Ванечке – семь. Пусть не совсем взрослые, но фамилию-то свою они знали, помнили и адрес тоже!
После ранения Анна очнулась в госпитале. Операцию уже сделали. Но душевная боль была гораздо сильнее физической. Как там Тамарочка, что с ней, где она, жива ли? Тревога за судьбу младшей дочери заставила раньше времени подняться с больничной койки. Остановить ее никто не посмел. Беспокойство матери оказалось напрасным: пока она была в руках у хирургов, добрая душа позаботилась о ее крошке — отправила в дом малюток. Кто это был? Соседка? Участковый? Неизвестно. В архиве учреждения сохранилась запись: «После возвращения из больницы Лысенко Анны Дмитриевны Лысенко Тамара Ивановна отдана маме по адресу: г. Ленинград, ул. Боткина, 9, квартира 9».
За окном поезда, увозившего в Сибирь Анну с дочерью, мелькали дома, перелески, поля. Подальше от страшного голода, лютого холода, бесконечного воя сирен. Но война не могла просто так отпустить свою жертву, на которую уже нацелилась, обдавая смрадным дыханием. Она снова протянула уродливую когтистую лапу – направила на эшелон гитлеровского летчика. С едкой ухмылкой звериного наслаждения он стал расстреливать и бомбить состав с красными крестами на крышах вагонов. Не дрогнула его рука и тогда, когда он заметил выпрыгивающих на ходу детей.
В тот день Тамара получила осколочное ранение в голову. Каким чудом удалось матери выходить свое дитя? Денно и нощно находилась она у постельки дочери. Тоненький слабенький росточек — жизнь едва теплилась в ней. Казалось, вот-вот задует ветерок чуть тлевший огонек. Но под напором горячей молитвы смерть отступила. Семью Лысенко и еще нескольких ленинградцев определили в д. Круглоозерка. Медсестра, обходя дворы эвакуированных, строго настрого запретила давать детям много еды – организм с голодухи мог не выдержать.
— Как мы оказались потом с мамой в Барабинске, я не знаю. Было мне тогда шесть лет. Нас поселили в сапожной мастерской, мама устроилась сторожем. Днем в ней работали мужчины, а на ночь мы заносили из сенок матрасы, набитые соломой, стелили их и так прямо на верстаках спали. Утром вставали чуть свет, шли на линию, собирали угольки. Потом мама топила печь. Вечером после ухода рабочих мы приводили помещение в порядок, мыли пол, скребли его ножами – сапожники почти все были на костылях, которые оставляли в деревянных досках круглые вмятины. Столовых тогда еще не было, рабочие питались тем, что брали с собой из дома. Кто картошечку, завернутую в тряпицу, принесет, кто пару огурчиков. Помню, как подсмеивались над одним мужчиной: «О-о, Сашка-то Головин богатый – он сало ест!» И каждый старался сунуть нам хоть небольшой кусочек: «Тетя Аня, возьмите, может, доченька или Вы покушаете». Добрее был народ. Первые послевоенные годы, время тяжелое, но люди берегли друг друга, заботились о чужих, словно о родных.
Война не только забрала у Тамары близких, она лишила ее детства. Вместо игр в куклы девочка помогала маме. Стирала наравне с ней белье из парикмахерских, наводила порядки в чужих домах. Улица вся была распределена по дням недели: у этих она убирается сегодня, у следующих во вторник и т. д. Начистить песочком до блеска примус, печку подмазать-подбелить, полы вымыть, ограду подмести. За старание маленькой работницы хозяева не только копеечку давали. Частенько усаживали за стол, кормили. А как-то раз Тамара вернулась домой с отрезом подаренного ситца, из которого мама раскроила и сшила ей платьице. Из развлечений были только самодеятельные концерты с соседскими ребятишками. «Артисты» открывали ворота в сапожную мастерскую, весили простынь, служившей занавесом, и кто во что горазд: стихи, песни, танцы. Бабушки в округе с удовольствием приходили на такие «гастроли», принося с собой табуретки.
Памятка от бомбежки у Тамары осталась надолго, ранка на голове все не затягивалась. Из нее постоянно сочилась сукровица. Только через несколько лет хирург из г. Куйбышева вытащил осколок.
— Как пошла в первый класс – не помню, а доктора Калугина, его лицо, внешность, фигуру до сих пор закрываю глаза — и вижу. Придет утром на обход: «Томик, пойдем оладушки поедим». На следующий день пирожок принесет, накормит. Жалел меня.
Бинты еще долго служили «украшением» на голове школьницы, вместо бантиков. Из рукава фуфайки Анна сшила дочери шапочку с валиком. Ребята смотрели ей вслед, говорили с восхищением: «Так все в Ленинграде ходят». За модной одеждой, даже много позднее, Тамара никогда не гналась. Гораздо сильнее, чем новые вещи, она хотела вдоволь еды. Бывало, когда Анна Дмитриевна варила кашу или похлебку, садилась в уголок за печку и плакала: «Зачем мама жидко разводит? Дала бы мне погуще, а так я не наемся».
В седьмом классе мама сказала дочери: «Ты больше учиться не будешь, не на что». Услышав это, сапожники собрались гурьбой, попросили Анну: «Пусть Томочка продолжает учиться, мы ей все поможем!» Изготовили ученице тапочки-римочки, а швейницы — платье. Учителя похлопотали, и школа выделила деньги, которые пошли на покупку материала для пошива зимнего пальто. Чтобы помочь матери, Тамара бралась за любую подработку. Даже скот возила на мясокомбинат в Новосибирск. Нелегкий, между прочим, труд. Скотину в вагон надо погрузить-загнать, в дороге ухаживать, поить, кормить, чистить. «Так что специальностей у меня много», — смеется Тамара Ивановна.
После окончания школы она устроилась приемщицей в швейный цех. Оттуда и пошла ее трудовая карьера, общий стаж которой составил 54 года. А если учесть детские годы – и того больше. Начинала Тамара с самых низов в артели «Красная звезда», а на пенсию ушла директором огромного предприятия под общим названием Дом быта.
— Магазинов тогда мало было. Люди все к нам шли: шить, починять, вязать, ремонтировать бытовую технику и т. д. Коллектив большой – около 900 человек: швейников только 160 человек, работали в две смены, 51 парикмахер, 9 часовых мастеров, в пимокатном цехе 40 человек, сапожников – больше 30, трикотажники тоже в две смены, химчистка, фотоателье. Когда появились шариковые ручки, стали стержни заправлять. В каждой деревне работал наш пункт. Бытовыми услугами охватывалось население всех возрастов. Что говорить, если парикмахеры даже в поля выезжали: комбайнеры, трактористы и в горячую пору должны хорошо выглядеть. Вот такая была забота о населении.
Руководить столь сложным механизмом как оказание бытовых услуг населению – ответственная и сложная задача, с которой Тамара Ивановна справлялась на «отлично». Работа с людьми – это терпение, такт, душевность, внимание к каждому. Кто ее этому научил? Сама жизнь. Люди, окружавшие с раннего детства. Кто не оставил одну в пустой квартире, когда мама находилась в госпитале. Кто делился последним кусочком хлеба, сам голодая. Кто давал далеко не лишнюю копеечку. От них и переняла доброту, честность, отзывчивость. Потому помнят ее до сих пор коллеги, подчиненные и просто знакомые, всегда отзываются с большим уважением. Звонят, интересуются делами, чем могут – помогают. А на Новый год мальчишки-механики (сейчас уже седовласые мужчины), бывшие сотрудники, зная о том, что искусственную ель она не ставит, привозят настоящую живую лесную красавицу. Столько лет прошло — не забывают.
Свою судьбу – Виктора Васильевича Емельянова – Тамара Ивановна встретила… на танцах. В районе нынешнего военкомата открылся городской парк. Просуществовал он, правда, недолго, но после закрытия осталась танцплощадка. Там вечерами собиралась молодежь, проживавшая окрест. Пары кружились под живую музыку гармошки и баяна. Однажды Тамара немного задержалась, возвращаться домой пришлось потемну. Подружки остались дальше веселиться. Освещение аллеи уже сняли, и девушке было страшновато одной, отчего она заплакала. Ее нагнал Виктор, вызвался проводить. Так и познакомились. Через полтора года молодые с благословения родителей поженились. Виктор очень хорошо относился к Анне Дмитриевне, всегда заботился. Вывозил-скидывал уголь, колол дрова, вскапывал огород. Поездным в дорогу давали 200 грамм колбасы (деликатес по тем временам). Зять приносил ее домой и говорил: «Это маме отнесем».
А потом случилось страшное горе. Блокадное голодное детство не прошло бесследно, война напомнила о себе еще раз. Дочка, которую так ждали молодожены, родилась мертвой. Сама родительница едва выжила – началось заражение крови. Врач констатировала: «Зачать и выносить больше не сможете». Закройщица швейного цеха, женщина старой закалки, сказала тогда безутешной матери: «Тамара, не слушай никого, будут у тебя еще детки!» Как в воду глядела. Сынок Сережа – тому пример.
Сегодня Сергей Викторович – руководитель крупного предприятия в г. Новосибирске. Зовет маму к себе, чтобы быть к ней поближе, но она не соглашается оставить город, ставший второй родиной. Сын едва уговорил приехать к нему, чтобы отметить ее 85-летний юбилей. Это был удивительный теплый трогательный вечер. Сергей заказ торт с изображением Ленинграда. Встав на одно колено, пригласил маму танцевать. Администрация и рабочие кафе, узнав, в честь кого проводится мероприятие, не смогли удержаться. Тоже вышли поздравить и подарили Тамаре Ивановне большой красный платок, растрогав ее тем самым до глубины души.
— Годы пролетели, как один миг. Жизнь – череда событий, радостных и печальных, легких и трудных. Об одном только жалею, что не выполнила просьбу мамы. Она мечтала хоть одним глазком увидеть родной Ленинград… Сережа был там по нашему старому адресу. Но того дома уже больше нет, на его месте теперь большая площадь.
В свои 85 Т. И. Емельянова активный член совета ветеранов, объединения «Дети войны», патриотического клуба старшего поколения «ЗОВ». Она частый гость на различных мероприятиях в учебных и дошкольных образовательных учреждениях. Всегда рада гостям, дома у нее чисто, уютно. По сложившейся многолетней привычке сразу после пробуждения приводит в порядок сначала квартиру, потом себя. Как у А. П. Чехова: «В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и одежда, и душа, и мысли».
Да, войны Т. И. Емельянова не помнит, но она навсегда осталась в ее сердце по рассказам матери, по потерявшимся при эвакуации сестре и брате, по погибшему на защите Ленинграда отцу. А потому каждый день молит Бога, чтобы боевые действия на Украине скорее закончились, и наступил мир. Люди рождаются, чтобы ЖИТЬ, а не воевать. Жить по совести, любить своих детей, находить радости в каждом обычном дне и любом деле – лучшее, что есть на земле. Уж Тамара Ивановна это знает точно.
Марина ТЕПЛЯКОВА.