Ира пришла в себя, и ее перевели из реанимации в общую палату. Она лежала одна. В коридоре под дверями стояли бабушка и тетя, выслушивая последние рекомендации лечащего врача. «И ни в коем случае не говорите ей про мать, — настойчиво повторял доктор. – Вы хорошо меня поняли? Она еще очень слаба, и неизвестно, чем обернется для нее стресс».
Женщины зашли в палату. Ира, осунувшаяся, мертвенно-бледная с запавшими глазами, лежала на кровати в полузабытьи. Поверх белой простыни одного с нею цвета худенькие ручки с едва заметными голубыми прожилками. На скрип двери девочка повернула стриженую налысо голову. Долго вглядывалась в гостей, потом узнала, слабо улыбнулась:
— Привет. Баба, а что случилось? Мы отравились?
— Почему ты так решила?
— Мы поели кашу и, наверное, она была испорченная, вот мы и попали в больницу.
— Милая моя, да ты что ж, ничего не помнишь?.. – Эльвира Гарриевна, внутренне содрогнувшись, задохнулась от ужаса, однако вида не подала.
— Не помню, баба. А мама, Андрейка где? Тоже здесь, в больнице? Когда нас выпишут? Ты еще придешь? – Ира закидала растерявшуюся бабушку вопросами.
— Лучше станет — тогда и выпишут. А нам пока домой надо, но я попозже еще приеду. Поправляйся.
Попрощавшись с внучкой, Эльвира Гарриевна, поддерживаемая младшей дочерью Еленой, отправилась снова к главврачу.
— Можно Тому посмотреть?
— А Вы сможете?
— Я… постараюсь.
На негнущихся ногах пожилая женщина вошла в морг: ее Томочка, первенец-красавица, не дождалась маму всего каких-то полчаса. До Купино, куда они срочно выехали с дочерью и зятем, оставалось совсем чуть-чуть, каких-то три километра, когда из больницы позвонили и сказали, что Тамара скончалась.
… — Мама, Томе стало хуже, она в тяжелом состоянии. Не надо никуда ехать, нас все равно к ней не пустят!
Уговоры Лены не действовали, материнское сердце чуяло беду и… не ошиблось. После ДТП Тамару привезли в больницу. Казалось бы, коллеги по работе, отнесутся внимательно к своей же сотруднице. Но, понадеявшись на УЗИ внутренних органов, ничего не показавшее, пропустили-не заметили разрыв кишки. Начался перитонит. Из палаты, где Тамара лежала вместе с сыном, ее снова срочно перевели в реанимацию. Она еще успела шепнуть Андрею: «Я скоро вернусь, жди меня, детка». Но слово свое не сдержала…
Тремя днями ранее Эльвира Михайлец готовилась к долгожданному и радостному событию. Сделала генеральную уборку, наготовила-накупила всякой снеди и вкусняшек — ежегодно на каникулах внуки: Иринка и Андрейка — приезжали к ней в Таскаево погостить. Путь из Купино неблизкий, устанут, проголодаются, так что все надо успеть сделать заранее. А вечером позвонила Лена:
— Мама, ты сядь, пожалуйста… Тома и ребятишки попали в аварию, все живы, но в тяжелом состоянии.
… Утро того трагического дня для молодой семьи началось, как обычно. Беды ничто не предвещало. Тамара собирала детей в дорогу в деревню к бабушке, стирала, готовила вещи, когда к ней заехала знакомая по работе, недавно сдавшая на права: «Бери ребятишек, поехали на озеро». Она, было, отнекиваться – мол, дел много. Но коллега уговорила…
— Я видела этот перекресток, он со всех сторон хорошо просматривается, — рассказывает Эльвира Гарриевна. – Андрей потом вспомнил, что мама крикнула: «Олеся, машина идет, куда ты гонишь?!» А та перепутала, видно, педали: опыта нет да еще на чужом автомобиле. Это еще хорошо камазист успел среагировать – вывернул руль так, что груженый до верха большегруз лег на бок, рассыпав по дороге дрова. Поступи мужчина иначе — в легковушке смяло бы всех в лепешку. Никого не собрали бы… Тома была пристегнута, Иринка от удара вылетела через лобовое стекло, ее отбросило на несколько метров от машины. Так ее без сознания и увезли. У Андрея переломаны рука и нога, повреждена височная кость. Олеся же эта, виновница аварии, только ногу сломала, а у ее сына констатировали сотрясение. Мои пострадали больше всего. Внуки выкарабкались, а вот Тома…
После окончания школы Эльвира Фершиц (девичья фамилия – прим. автора) решила поступать на физико-математический факультет одного из областного университетов. Ей не хватило всего 0,5 балла. Вернулась в родное Таскаево. Однако сидеть без дела не пришлось: вела историю у ребятишек в 4 классе, работала в интернате воспитателем. Загорелось девушке стать переводчиком, тем более что немецким языком она владела в совершенстве. Поэтому на следующий год снова поехала в г. Новосибирск. На одном из вступительных экзаменов абитуриенты, слышавшие, как Эльвира отвечала, восхищались: «Здорово ты говорила! Точно поступишь!» Из аудитории вынесли зачетки. Она открыла свою, в ней «красовался»… «неуд». Ее честно заслуженную положительную оценку отдали другой сдающей. Хотя та не могла складно связать и пары предложений, зато одета была по последнему писку моды и обвешана, как новогодняя елка, золотыми украшениями. Очевидно, родня какой-то «шишки».
Не солоно хлебавши Эльвира купила билет до дома. В Барабинске обратилась в районо, ее направили в д. Белово, где она стала преподавать русский язык, литературу и немецкий язык. Образование все же получать надо, и девушка вновь попробовала свои силы в областном центре, теперь уже в институте народного хозяйства. Экзамены были сданы блестяще, но по каким-то своим соображениям преподаватели предложили ей перевестись на заочное отделение. А потом, может, документы затерялись, может, еще что, только вызов на учебу ей так и не пришел. Еще один год пропал даром.
Следующим летом Эльвира подала документы в педучилище им. А. С. Макаренко, которое через несколько лет окончила с отличием. По распределению поехала в Венгеровский район. Там пообещали устроить, благословив на отпуск после учебы. Однако после его окончания дипломированного воспитателя вежливо попросили: «Вы никому, пожалуйста, не сообщайте, но мы берем только своих — тех, кто никуда не поступил. Поищите место где-нибудь еще». Где? В Новосибирске? Там без прописки не трудоустраивают, а прописку без работы не дают. Замкнутый круг.
Из областного отдела народного образования Эльвире Гарриевне дали направление в Баган, где как раз открылся новый комбинат, а при нем детский сад. По приезду выяснилось, что комбинат еще не достроили. Тогда местное начальство отправило ее в село. А пока она туда добиралась, неожиданно для себя совершила головокружительную карьеру от простого воспитателя до заведующей. В данной должности проработала почти четверть века. Так бы, может, и осталась на чужбине, ставшей второй родиной, до конца своих дней. Но лихолетье перестройки и ее семью затронуло черным крылом. Село стало разваливаться, люди покидали насиженные места в поисках лучшей доли. Супруг умер, дочери на тот момент уже получили образование — причин оставаться больше не было. Потому Э. Г. Михайлец решила вернуться в Таскаево, где ее ждала старенькая мама. Нашлось и любимое дело в садике, где заведующая уговорила не только доработать до пенсии, но и захватить с верхом еще 5 лет. Жизнь кипела, била ключом, держа за пазухой камни да такие огромные, что свалили бы с ног даже Геракла…
… «Да ты ж моя хорошая, давай кушай, умничка», — Эльвира, как лялечку, убеждала маму съесть еще пару ложечек, вытирая платочком запачканный подбородок. Когда-то в далеком-далеком детстве мама точно также уговаривала дочурку докушать манную кашку. Теперь они поменялись с ней ролями. Еще совсем недавно пожилая женщина, несмотря на возраст, вела активный образ, суетилась по хозяйству, садила огород, пока однажды в считанные секунды болезнь не превратила ее в инвалида.
— Мы как раз поужинали, сидели, телевизор смотрели, — вспоминает Эльвира Гарриевна. – А мама как-то странно стала руками и головой крутить. Я еще спрашиваю: «Ты очки что ль потеряла?» Гляжу, а у нее взгляд какой-то потерянный. Вызвала врача. Он диагностировал инсульт. Первое время мама еще в памяти была, песни мне все пела, развлекала. А потом стала впадать в забытье, с каждым разом все чаще и надольше. Пять месяцев лежала, не вставая с постели.
В тот год два страшных удара едва не разорвали сердце бедной женщины на куски: сначала случилась авария, в результате которой погибла старшая дочь, а потом практически на руках умерла мама. Ушли два самых близких человека. Как только выдержала, только Богу известно. Из-за пережитого стресса начались проблемы со здоровьем, появился сахарный диабет. Не сойти с ума, выжить, остаться на плаву помогли осиротевшие внуки.
— Я думала, ребятишек мне сразу отдадут, но опека решила по-другому. Отец-то их, Федя, хоть и был с Томой в разводе, родительских прав не лишен. Проживал рядом, буквально в двух метрах, в старой избушке. Они стройку нового дома затеяли, материнский капитал вложили, но Федор потом отказался помогать, мол, его и прежнее жилье устраивает. Друзья дочку выручали, чем могли, да я деньги высылала. Тут такая беда грянула. Детей после смерти матери доверили родному отцу. А он то работал, то нет. Начал выпивать, Иринка все чаще стала находить пустые бутылки. Пенсию на детей мы ему помогли оформить, вот он ее и тратил на выпивку. Ни одежды теплой ребятам не купил, ни дров с углем на зиму не припас. С одного места за пьянку выгонят, на другое устроится, но тоже буквально на пару недель. Несколько раз он терялся, не жил-не ночевал дома. Приходилось даже во всероссийский розыск подавать. Дети придут со школы – не топлено, покушать нечего. Я их постоянно к себе забирала, одевала по сезону. Наконец, его лишили родительских прав. Тогда-то мы все вместе и устроились у меня, здесь в Таскаево.
Каким бы непутевым Федор ни был, но все ж отец, и дети его любили. Особенно тосковал Андрейка. Он тяжело перенес развод родителей, а после смерти матери на нервной почве начались проблемы со здоровьем и психикой, появился тик, излишние навязчивые движения. Одноклассники, не понимая, что с ним происходит, смеялись, думая, он специально гримасничает. Пришлось обращаться к специалистам, принимать специальные лекарства. Ирине долго ничего не говорили о трагедии. «Баба, а когда меня в Новосибирск переведут, я смогу к маме ходить?» «Почему ты приезжаешь, папа навещает, а мама нет?» — все допытывалась она у Эльвиры Гарриевны. А потом догадалась: «Скажите правду: мама умерла?» Только через несколько лет после аварии (кости еще росли – прим. автора) ей сделали двустороннюю трепанацию черепа, вставив вместо удаленных участков платиновые пластины.
Бабушка против общения внуков с отцом никогда не была, наоборот, видя их привязанность к нему, приглашала его в гости, отдала свой телефон, чтобы они созванивались. Но жестокая судьба наказала детей еще раз — родной папа в них не нуждался. Недаром говорят: без отца полсироты, а без матери и вся сирота. Федор, забыв про ребятишек, окончательно опустился, жил, где придется и как придется. Умудрился взять кредит почти в сто тысяч, который в итоге пришлось отдавать Эльвире Гарриевне. За неуплату алиментов два месяца успел отсидеть в тюрьме, а выйдя оттуда, заявил: «Пусть снова посадят, зато я там накормлен и в тепле!» В конце его ожидала страшная смерть: забытый, запитый, одинокий. Несколько месяцев его труп пролежал в запертом изнутри доме, пока полицейские не вскрыли дверь. Представшая перед их глазами картина была удручающа и ужасна, от нелицеприятных подробностей которой стынет кровь. Позднее Э. Г. Михайлец вывезет на свалку 20 огромных мешков мусора.
Узнав о смерти отца, Иринка твердо решила: «Я поеду на похороны». Бабушка скрепя сердце согласилась. Однако в телефонном разговоре его троюродный брат был категоричен: «Ради Бога, только не привозите детей! Пусть не видят и ничего не знают. Тем более, похоронят в закрытом гробу, ему даже вскрытие не стали проводить». И дата смерти приблизительная. Вот как бывает. Человек сам выбрал свой путь.
— Мы навели порядок в доме, но он требует ухода, дополнительных средств, постоянного проживания. Желающих снимать его нет, так как дом холодный, неутепленный. Продать тоже нельзя – вложен материнский капитал, а Андрей еще несовершеннолетний. Без хозяина же он скоро совсем придет в упадок. Столько денег вбухали, сил. Жалко. Обидно.
Постепенно жизнь на новом месте у ребят наладилась. Андрей выровнялся, увлекся игрой на гитаре, выпиловкой по дереву, и у него это неплохо получается. Ирина после педучилища выбрала благородную профессию сурдопереводчика, поступила в новосибирский институт. Злой рок лишил их родителей, но бабушка, на которой теперь держится вся семья, окружила детей теплом и заботой, отогрев их маленькие сердца. На седьмом десятке, не согнувшись под ударами судьбы, она по-прежнему ведет активный образ жизни. Вечная хлопотунья по дому, общественница и активистка, находит время, чтобы скрасить обыденность: делает из подручных материалов фигуры сказочных героев, животных и птиц, создает топиарии, плетет коврики, формирует ростовые цветы и прочее. На любую инициативу Э. Г. Михайлец откликается в числе первых, будь то вязание носков мобилизованным или плетение маскировочных сетей. Испытаний, что ей выпали, хватило бы на десятерых, но любви к миру, к людям от этого меньше не стало. А силу и счастье дают внуки – ее радость и боль на старости лет.
Марина ТЕПЛЯКОВА.